В Государственном русском драматическом театре имени А. П. Чехова 29-30 марта и 7 апреля состоялась премьера пьесы «Страсть Маддалены» американского драматурга Дона Нигро в постановке народного артиста Молдовы Иосифа Шаца. Спектакль вызвал неоднозначную реакцию: мнения публики разделились. Одни хвалили постановку за психологизм и насыщенность «мозговзрывающими» скрытыми смыслами, другие — ругали за отсутствие полнокровных положительных образов и светлых красок. После спектакля состоялся разговор с режиссером.
«ЛП»: — Это уже вторая пьеса американского драматурга Дона Нигро, привлекшая Ваше внимание. Можно, наверное, утверждать, что автор вам близок духовно?
— Духовная близость — это высший и, пожалуй, не во всем объяснимый уровень творческого содружества. Утверждение лестно, но самонадеянно. Дон Нигро написал около 500 пьес. Речь может идти о притягательной особенности драматургии. У Д. Нигро за кажущейся простотой и ясностью языка, поразительная динамика, театральность, глубина и философичность.
«ЛП»: — Спектакль начинается с того, что молодая женщина Маддалена (Руслана Гончарова) приезжает с любимым человеком Ясоном (Юрий Андрющенко) в другой город, где у него дом. Вдруг выясняется, что дом им больше не принадлежит. И в этом городе живет первая любовь Ясона Глинис (Вера Марьянчик). Начинает раскручиваться клубок, сотканный из взаимосвязей персонажей, их любви и ненависти по отношению друг к другу, предательства и страсти… Кажется, рабочее название пьесы было — «Медея 21 века», и даже имя главного героя — Ясон — как у персонажа древнего мифа о женщине, одержимой любовью и несущей смерть.
— Медея – персонаж пьесы Еврипида, часть мифа о походе аргонавтов за золотым руном со всеми его трагическими и кровавыми перипетиями. Маддалена — иной персонаж, со своим внутренним понятием чести, преданности, любви, со своей уникальной шкалой ценностей. И в этом суть ее страстной натуры. Вне этого понимания Маддалены не существует. Она никого не провоцирует, и она не считает возможным вмешиваться в тот выбор, который делают люди. И в самом деле, окружающий мир редко виноват в том, что с тобой происходит, ты сам и твой личный выбор во многом определяет судьбу.
«ЛП»: — В спектакле параллельно существуют два временных пласта: диалог Маддалены с шерифом после трагедии и история ее взаимоотношений с миром, приведшая к драме. Это вызывает ассоциации с законом о высшей справедливости и ответственности каждого за свои поступки. И никакие индульгенции не освободят от справедливой кары судного дня…
— Далеко не все в жизни происходит по этому идеалистическому закону. Часто совсем наоборот. По моему представлению, театр создает образную, обобщенную и функционирующую модель, у которой непростые связи и ассоциации с реальной жизнью. Театр предлагает всмотреться, вслушаться соотнести себя с героями пьесы, разобраться в своих переживаниях и впечатлениях. Именно в этом залог зрительского успеха.
«ЛП»: — Извините за, возможно, резкий вопрос. Но кое-кто из зрителей и специалистов в области культуры упрекает Вас в том, что, обращаясь к пьесам американца Д. Нигро, Вы отрицательно влияете на менталитет наших людей, привнося в него чуждые ценности. Что возразите им?
— О Господи! Где же вы находите этих удивительных людей? С другой стороны, это же потрясающий комплимент! Представляете, о какой ураганной силе воздействия они говорят? Но, с другой стороны, по мнению этих специалистов, наши люди такие глуповатые, инфантильные детки, которых развращает режиссер и проклятые американцы. Знаете, я давно привык к этим провинциальным оценочным суждениям. При этом точно знаю: человек, который ходит в театр, не нуждается в лицемерной защите. Дайте взрослым людям самим определять, что хорошо, а что плохо! И уж точно их ментальность от этого не пострадает.
«ЛП»: — Нигро написал цикл пьес о русских писателях — Толстом, Пушкине, Гоголе, Чехове… Нет ли желания поставить?
— Для постановок одного желания маловато.
«ЛП»: — Как вы различаете театр современный, экспериментальный, новаторский и — традиционный? И вообще, корректно ли разделять эти типы театра?
— Для меня существует одно различие – ТЕАТР и НЕ ТЕАТР! Но это различие связано с моими личными пристрастиями, эстетическими взглядами, динамикой развития современного театрального языка и т.д. В Молдове театральные эксперименты достаточно скромны. Чаще всего это не звездные открытия, а тщательно припудренный плагиат, порой заимствования из необозримых просторов интернета. Это происходит от того, что для многих важнее слыть, а не быть! И поэтому вместо эксперимента и поиска — беспомощные ужимки и наивное понимание сути драмы, элементарная безграмотность, отсутствие образного мышления, незнание основ профессии. Отрицать ведь не сложно, а вот творить, созидать для многих — непосильная задача! Потому самонадеянно заявляют факиры на час, что хотят эксперимента и даже скандала. Прихожу на спектакль с открытым сердцем и вижу полнейший бред! Ни автора, ни смысла, ни сути, ни формы, ни содержания. Беспомощная иллюстрация текста. …Огромная фига в кармане и раздутое до небес эго! Пьеса сама не разговаривает. Она, как норовистый конь: если вы не знаете, как им управлять, он сбросит вас. Все подлинное, настоящее требует высочайшей образованности, профессионализма, фантастической отдачи. К сожалению, мы чаще видим агрессивных выскочек, комфортно устроившихся в ситуации безвременья. А безвременье — это когда нет законов, нет авторитетов, нет никаких критериев. Я не о поклонении прошлому говорю, я о знании. Хорошо известно, что модернисты прекрасно владели классическим мастерством и при этом искали новые формы. У нас в любой сфере деятельности полно неучей. Их цель — хайпануть вовремя и светиться солнечной улыбкой в ожидании наград. Самое забавное, что они их получают. Ваших блюстителей ментальных и нравственных устоев не беспокоит эта холопская челядь.
«ЛП»: — Театральные эксперименты — это сегодня выход за пределы театра. Молодые объединяют его с перформансом, любители традиционного театра их ругают. Каково Ваше отношение к новому театральному языку? В каких молдавских театрах его придерживаются?
— Эксперимент – всегда желание выйти за рамки обычного, потребность сказать так, как ранее никто не говорил. Что касается моего отношения к новому, то дело не в том, как я к этому отношусь, а в том, насколько это убедительно, живо, талантливо. Талант обладает свойством приковывать наше внимание, восхищаться, пробуждать живые чувства и мысли.
«ЛП»: — Вы работаете в театре А. П. Чехова без малого 30 лет, поставили много успешных спектаклей, стали лауреатом международных театральных фестивалей в России, Германии, Польше, Латвии. А что Вас больше всего беспокоит в театральной жизни страны?
— Не беспокоит, а огорчает тенденция к упрощенному, примитивному пониманию насущных проблем театра. Огорчает стремление людей, отвечающих за дело, мыслить в категориях статистических данных, а не долгосрочных художественных стратегий и перспектив.
«ЛП»: — Отсутствие главного режиссера в театре имени А. П. Чехова очень сказывается на уровне постановок?
— Когда в какой-то отрасли складывается определенный тренд, меньше всего следует говорить о ситуации в одном коллективе. Художественный руководитель — это ведь не совсем должность. Потребность в художественном руководителе не определяется чьим-то желанием. Впрочем, его отсутствие — это всегда чье-то волеизъявление. Вот у меня возникла ассоциация! Бабушки, дедушки отец, мама, дети — это то, что мы вкладываем в смысл мифологемы о наших корнях, полноценной семьи! А вы много видели таких семей? Помните тезис — семья ячейка общества? Вот какова сегодня семья, таково и общество. Изменение фундаментальных основ, в том числе отказ от художественного управления, влияет не только на лик театра, но деструктивным образом освобождает от необходимости сохранять этические, нравственные, профессиональные законы. Никто не отменял значения художественной вертикали. Но общеизвестно, что отсутствие этого принципа — залог разнообразных форм нестабильности, разрухи, хаоса. Нейтрализуя функцию такой головы, легко превратить тело в растение.
«ЛП»: — А что оказывает влияние на формирование имиджа театра? Вот о Национальном театре «Э. Ионеско» все говорят с придыханием, дескать авангардный, современный, много ездит, ставит непривычные названия и т. д. О театре имени А. П. Чехова так не отзываются…
— Мне представляется, что имидж театра связан с его программой, художественным лидером, творческой командой. Имидж не является произвольной доминантой. Он — результат множественных усилий и тщательного отбора того, что есть суть эстетической парадигмы. А когда основные достижения находятся в области количества поставленных спектаклей, то это разговор не про театр. Не умаляя общественной значимости различных учреждений культуры, мы занимаемся подменой, превращая храм в сельский клуб, КВН, комнату смеха. И получаем своеобразное лоскутное одеяло, оправданием которого является демагогия о приоритете репертуарного театра.
«ЛП»: — Коммерческий успех спектакля и народная любовь — это синонимы?
— Нет, конечно. Коммерческий успех — это то, что легко продается, чем зарабатывают деньги, ликвидность при сегодняшнем нетребовательном спросе. А нетребовательность связана с объективными показателями уровня общей культуры, информированности, просвещения, образованности. Именно поэтому на театре лежит колоссальная ответственность перед государством и людьми. А народная любовь — это признание и восторженное отношение к объекту, независимо от титулов, званий, наград.
«ЛП»: — Как Вы считаете, что вообще хочет зритель от театра?
— По этому вопросу хорошо бы проводить социологические исследования. Заниматься мониторингом запущенных проектов, организовывать встречи со зрителями, критиками, театроведами. Зритель всегда исполнен ожиданий, которые авансирует театр. А после спектакля полон впечатлений. Они бывают очень разными. Театр не должен идти на поводу у зрителя, но он обязан знать круг тем и вопросов, которые волнует современников. Он не дает готовых ответов, он приглашает к размышлению. У него есть великая миссия. Мне близка мысль о том, что задача театра — протянуть руку оступившемуся человеку, а не способствовать его дальнейшему падению.
