Русский

Как болеть за балет…

На сцене Национального театра оперы и балета имени Марии Биешу 27 октября прошел спектакль Санкт-Петербургского государственного академического театра балета Бориса Эйфмана «Евгений Онегин».
Время прочтения: 9 минут Автор:
Ссылка скопирована
Как болеть за балет…

На сцене Национального театра оперы и балета имени Марии Биешу 27 октября прошел спектакль Санкт-Петербургского государственного академического театра балета Бориса Эйфмана «Евгений Онегин».

Наш земляк уже не в первый раз берет за основу спектакля произведения русских писателей. И всегда поражает необычный подход к теме и оригинальные фантазии хореографа. Сейчас он перенес героев в 1990-е годы и создал балет о современном российском обществе. Это было неожиданно, красочно и ярко: невероятная пластичность тела и музыки, эмоции в каждом движении, каждом звуке, преувеличенные страсти и экспрессивная хореография на разрыв связок…

«ЛП»: — Борис Яковлевич, что побудило Вас взяться за «Онегина»?

— Всем своим творчеством я пытаюсь разгадать тайну русской души. И обращение хореографа к роману «Евгений Онегин» – это еще одна попытка выразить таинство духа. Я перенес пушкинских героев в наши дни, в новые обстоятельства, более драматические, даже экстремальные, когда старый мир рушится, и жизнь диктует новые правила. Эксперимент этот мне был необходим для того, чтобы ответить на волнующий вопрос – что есть русская душа сегодня? Сохранила ли она свою самобытность, свою тайну, свою притягательность? Как распорядились бы сегодня своей судьбой герои романа? Что в «энциклопедии русской жизни» было печатью времени, а что стало знаком судьбы многих поколений моих сограждан? Для того, чтобы нас не обвиняли в кощунстве, мы взяли цитаты из Пушкина, и из них сделали либретто. То есть показали, что не уходим от первоисточника, а наоборот — ему следуем и пытаемся переосмыслить то, что написал Пушкин много-много лет назад.

Думаю, получился очень интересный синтез современности и вечного в искусстве. Спектакль поставлен на музыку Чайковского и на рок-музыку Ситковецкого. Казалось бы — сочетание совершенно дикое. Но зритель слушает, и ему это абсолютно не мешает. «Евгений Онегин» — это одно из звеньев в цепи поисков, которые я веду на протяжении более пятидесяти лет. Кстати, сочинять хореографию начал в Кишиневе в 13 лет, когда был студентом училища. В 16 лет у меня уже был самодеятельный ансамбль, с которым мы выступали на конкурсах. И навыки, которые получил в Кишиневе в начале творческой деятельности, сыграли очень большую роль в моей биографии. Судите сами: я поступил в Ленинградскую консерваторию в 20 лет, а уже в 21 год снял свой первый фильм-балет. Не мог же я за год жизни в Ленинграде обрести такой опыт!

«ЛП»: — Что Вами движет в творческих поисках?

— Я создаю балетный театр, в котором языком тела можно выразить эмоцию человеческой души. Балет XX века, с одной стороны, развил очень много новых форм, и многое дал для развития новой хореографии. Но хореографы пошли по такому пути: они начали создавать небольшие абстрактные композиции с очень яркой современной хореографией, максимально из одного акта, в которых отсутствует театр. Ведь театр — это все-таки синтез драматургии, философии, идеи, актерского мастерства, сценографии, костюмов. А хореографы прошлого века вывели танец из балетного театра. И вся моя жизнь посвящена тому, чтобы его в театр вернуть, основываясь на традициях русского балета, синтезируя их с экспериментами и поисками. Я стремлюсь соединить законы театра и современные формы, создать русский психологический театр-балет. «Евгений Онегин» — один из этапов этого длинного пути, который обращен к великой литературе и великой музыке.

«ЛП»: — А какова роль Академии танца в Санкт-Петербурге?

— Воспитать новую творческую элиту России – высокая миссия Академии танца. Она занимает целый квартал в центре города. Талантливые воспитанники Академии находятся на полном содержании государства и спонсоров, а также получают все необходимые условия для интеллектуального и духовного развития. В своей работе мы стремимся к тому, чтобы наши ученики стали не только безупречными профессионалами, настоящими Артистами, но и достойными людьми, не мыслящими свою жизнь без сцены.

Да, в Петербурге есть замечательная Академия русского балета им. А. Я. Вагановой, которая очень качественно готовит артистов классического репертуара. Но сегодня балетный репертуар даже в таких театрах, как Мариинский или Большой, только наполовину состоит из классики. Остальное — современная хореография. А на Западе вообще, думаю, соотношение таково: 25% — классика, а 75% — неоклассика и модерн. Мы решили создать Академию для того, чтобы найти новый, инновационный путь воспитания нового поколения артистов балета — универсальных мастеров. 15 ноября откроем детский театр танца, с большой сценой, самыми современными технологиями, на 500 мест.

 «ЛП»: — Борис Яковлевич, какие качества обеспечили Вам успех, как руководителю, хореографу?

— Конечно, по большому счету, без дара Божьего — никуда. Эта та база, без которой невозможно творчество вообще. Но дело в том, что из сотни людей половина получила этот дар Божий. Но реализуют его в лучшем случае пять процентов.

«ЛП»: — А что такое дар Божий?

— Это познание исключительности своей. И посвящение всей жизни реализации дара. Это большая жертвенная, мучительная жизнь. Конечно, сейчас легко говорить, у меня много наград, побед, спектаклей, которые имеют большой успех. Я создал практически с нуля один из ведущих театров мира, один из самых востребованных. Кстати, я начинал с ансамбля, в котором было десять алкоголиков и десять девушек легкого поведения. Боролся за то, чтобы люди не приходили пьяными на работу, Но на одном только творческом даре я бы, конечно, не прожил. Во мне есть какая-то внутренняя энергия марафонца, который всю свою жизнь стремится к совершенству, идеалу, реализации своей мечты.

Мне 73 года, и мною давно уже не движут побудительные мотивы, которые движут многими. То есть зарабатывание денег, создание имени, получение наград… Но я сегодня работаю гораздо больше, чем еще 10-15 лет назад. Когда у Микеланджело спросили, как у него получаются такие гениальные скульптуры, он ответил, что очень просто — отсекаешь все лишнее. Вот и у меня сейчас такой период в жизни, когда отсекаю все лишнее, для того, чтобы сконцентрировать свою энергию, желание, творческое видение на создании спектакля. Слава Богу, получается. Я и сам замечаю, что работы последних 15-20 лет качественно отличаются. Они более зрелые, более совершенные. Тело стареет, и я не могу уже так двигаться, как 30 лет назад. Но хореография моя — гораздо более современная, более технически изощренная, более энергичная, экспрессивная. Это хореография молодого человека. Тело устаревает, а душа, наоборот, живет более полноценно, потому что все направлено исключительно на творчество.

«ЛП»: — Удается ли на все 100% воплощать идеи на сцене?

— Не все, конечно. Все зависит от психофизики танцора. Я ведь ставлю на артиста. И если он не отвечает — или профессиональными данными, или внешними, — тогда, конечно, замысел не реализуется до конца. А если отвечает — тогда все замечательно. Хореография — это база, но настоящее искусство возникает на сцене именно за счет таланта артиста.

«ЛП»: — Когда-то для поступления в Ленинградскую консерваторию за Вас сценарии писал Юрий Горшков. Сейчас Ваше творчество высоко ценят кинорежиссеры. Что роднит кино с балетом?

— Нас объединяет монтаж. Правильный монтаж эпизодов создает именно такую драматургию спектакля, когда зритель понимает, какие чувства и мысли танцуют артисты. Кинематографический и балетный монтаж очень близки. Мои балеты — это пластические драмы. Их особенность в том, что все понятно без либретто. Вообще за меня либретто пишет завлит. Я же пишу о том, что волнует, что стремлюсь реализовать в балете. Не набор же движений меня волнует! Берусь за то или иное произведение, потому что впечатляет его концепция, сюжет, герои. И я хочу с ними прожить год и открыть в них что-то, открыть неизвестное в известном. Вот балет «Анна Каренина»: казалось бы, все знают этот банальный треугольник. Почему этот мой балет пользуется успехом? Потому что я попытался открыть неизвестное в том треугольнике. То, что Толстой был первым психоаналитиком и создал потрясающий образ Анны Карениной — он заглянул внутрь этой женщины и открыл в ней сумасшедшую сексуальную зависимость от мужчины. Увидел мир деградации личности от страсти человеческой, страсть, которая уничтожает личность.


Реклама недоступна
Обязательно к прочтению*

Мы всегда рады вашим отзывам!

Читайте также